Д. Савельев - Медитатор [сборник рассказов]
Возвращение
Он ничего не делал. Его кормили — сначала родители, потом жена. Его одевали и развлекали.
От него была отдача. Преданно, по–собачьи смотрел он на своих добрых родственников и друзей. Пока жена была на работе, ему и в голову не приходило уйти налево. Но он ничего не хотел делать.
Звали его Алексей, или Лёшка, или Лёха–фуфло. Он любил: свой диван; телевизор; секс; лежать в ванне; болтать. Пить он не любил, потому что от этого болит голова. Курить надо было выходить на улицу, и Лёха бросил курить. Умные вещи он тоже не любил.
Лёха потрясающе умел трансформировать информацию, получаемую от своих знакомых, и под видом своего собственного опыта он выдавал её другим знакомым. К ним всё время кто–нибудь захаживал — у них было уютно и всегда принимали и угощали, поэтому поток информации не иссякал. Телевизор, особенно спортивные программы, тоже сильно влияли на Лёшино мировоззрение. Он говорил вяло и, в то же время, увлечённо, часто вставляя в свою речь непонятные слова, услышанные им от комментаторов, как то «порванный мениск» или «стартовая скорость».
Развитие Фуфловой личности шло медленно, и впервые о смысле жизни Лёха задумался в 31 год. Решив, что его жизнью кто–то управляет, скорее всего — Бог, он постарался забыть обо всём этом, но мысли о смысле сами собой возвращались.
Однажды он беседовал с хорошим жениным другом.
— Я, блин, как порванный мениск, блин, — говорил другу Лёшка. — А Бог, блин, дал мне, на хрен, стартовую скорость и теперь смотрит…
Женин друг прихлёбывал пиво и ласково глядел на Лёху. Он уже давно познал смысл жизни и разбирался в бабах отменно, облюбовывая их и ползая под ними, подчиняясь смыслу. Жена Лёхи была баба отменная, но не хотела давать всем своим друзьям. Он удивлялся и ждал.
— А ты знаешь, я вчера видел Бога, — сказал женин друг. — Он устраивал технический приём населения.
— Где? — провалился в кресло Лёша.
— Да на площади Революций! — Женин друг усмехнулся про себя. — Он, небось, и сейчас там сидит!
Последний раз из дома Лёха выходил 3 месяца назад — искал сантехника. Жена была в командировке, и по всей квартире, как морские мины, плавали кусочки говна.
Когда женин друг ушёл, Лёха напялил коричневый свитер, подрезал бороду и отправился на встречу с Богом.
Природа не пускала его к площади Революций. Злобные порывы ветра швырялись грязью и облачками жёлтой листвы. Здоровые булыжники сами собой кидались под ноги, заставляя спотыкаться. Чёрные кошки стадами перебегали дорогу. Крупные градины подкрадывались с неба и неистово долбили по шее.
Как только Лёша поворачивал назад, всё прекращалось. Но любопытство всё–таки пересиливало, и он снова карабкался через разверзшийся трубами перекорёженный асфальт, протискивался в щели ощетинившихся гвоздями заборов, перелезал через бетонные блоки и уворачивался от кусков штукатурки, отваливающейся со стен.
Наконец, из лабиринта строек и газопроводов его вышвырнуло на площадь Революций.
Площадь была пустынна, только посредине стоял одинокий столик со стулом и табличкой «Приём окончен».
«Неужели я опоздал?» — испугался Алексей.
Он подошёл к столику, бухнулся на колени и стал просить Бога поговорить с ним.
Из–за серых низких туч вдруг выглянуло солнце. Рядом со стулом начала появляться тень. Она становилась всё темнее и сейчас же приняла форму сидящего за столом человека. Лёша с ужасом перевёл взгляд вверх.
За столом сидело странное лохматое существо, похожее на старую жирную макаку. Оно болтало короткими мускулистыми лапками и улыбалось Алексею.
— Ну что ты имеешь мне сказать, сын? — радостно спросило существо.
— Неужели ты и есть?.. — промямлил Лёха.
— Дух Святой я. Сын в таком ужасе от своего пришествия, что до сих пор не может прийти в себя. А Отец вообще давно на вас забил. Ну, да ты меня совсем не понимаешь?! Ты дурак, что ли?
Он слез со стула и прикоснулся мохнатой лапкой ко лбу всё ещё стоящего на коленях Лёши.
— Прости, — сказал Святой Дух, ловко забираясь на своё место. — Теперь ты не нищий духом, а значит перестал быть счастливым.
В Лёшу влилась бездна знаний и раздула его голову. Миллионы голосов заговорили в нём одновременно. Он медленно поднялся с колен.
Глаза Святого Духа были необыкновенно, потрясающе добрыми. Лёша удивился, почему он сразу это не заметил. Никаких скрытых желаний, тайных мыслей, иронии, непонимания, отчуждённости не было в этих глазах. Конечно, это были глаза не человека.
— Ну, встретился? — засмеялся Дух. — А приём–то у меня был технический! Так что давай, по технике!
— Не–не–не знаю… — стал заикаться Алексей. — К‑как… — его вдруг осенило. — Как его вернуть?
— А зачем он вам нужен? Зачем ТЕБЕ нужен?
— Он — учитель. С ним было хорошо, защищённо что ли… Он всех исправит! Всех злых и поэтому несчастных. Неполноценных и поэтому убогих. Кровожадных и поэтому глупых…
— Ну сделай так, чтоб он пришёл!
— Я могу?
— Можешь, можешь. Ты теперь всё можешь. Раз ты в нас поверил, значит я теперь всегда с тобой!
Он махнул на прощание лапкой и растворился, а его зазевавшаяся тень подпрыгнула от неожиданности, вскочила со стула и бросилась за своим хозяином. Стол сразу осунулся и стал тяжело уходить в асфальт, подняв столбики пыли. Стул испуганно глянул на Алексея, понял, что остался один, и резво ускакал в переулок. Площадь была пуста в ожидании новых революций. Солнце прикрылось мерзкой грязноватой тучей. Забарабанили капли дождя. Жуткий порыв ветра сдул человека и понёс его домой.
Дома Лёшу уже ждали. Жена, тот самый женин друг (по кличке «барон Мюнхгаузен») и ещё пара друзей семьи — Жора и Света. Когда он открыл дверь, все четверо стали аплодировать:
— Лёшенька, да ты герой! Ты полгода не выходил из дома, и на тебе! В бурю! И откуда же ты явился?
Но что–то было абсолютно не так. Может быть, волосы на их головах, наэлектризованные непонятным разрядом и торчащие в стороны; может быть, злые нечеловеческие усмешки, выскальзывающие из–под их чётко обозначившихся губ; может быть, почерневшие глаза и кровавая плёнка, временами заволакивающая их. Стало страшно. Дверь за спиной стала мерзко щёлкать, закрываясь на все замки.
Четвёрка поняла, что Лёша почувствовал изменения, и сразу перестала гомонить и усмехаться. Его взяли под руки Жора и Света, отвели в комнату и посадили в кресло. Сами они расселись по бокам, глухо рыча и скаля зубы. Мюнхгаузен занял позицию у окна. Жена поставила стул, села спиной к нему, а затем голова её неуловимым образом изменилась, и лицо оказалось на затылке в обрамлении лоснящихся чёрных волос. Она заговорила, сверкнув глазами:
— Перекрестился бы ты что ли, а?
Лёша собрался, вспомнил доброго Духа Святого и страх немного отпустил его.
— Ты считаешь, что это поможет?
Четвёрка засмеялась нечеловеческим смехом.
— Ну и кого ты видел там, на площади? Ни макаку? Старую жирную макаку!
— Если бы я видел старую жирную макаку, вас бы здесь не было, — ответил Лёша. От собственных слов ему становилось легче.
— Какой умный, а? — удивилась четвёрка. — И ты веришь, что кто–нибудь из Троицы вас любит, что кому–нибудь из них вы небезразличны? Нет! Вы небезразличны только мне!
Они все говорили в один голос и про себя в единственном числе. «Никакой свиты у дьявола нет! — подумал Алексей. — Он просто любит, когда его много…»
— Поэтому сынок бросил вас, в вашей грязи и вашем дерьме? — вещали голоса. — Оставил жалкую книженцию, с помощью которой любой мало–мальски грамотный пройдоха может доказать что угодно кому угодно, и бросил подыхать мученическими смертями самых лучших из вас? Потому что любит?
— Боретесь за каждую душу? А за каждого, вставшего на путь истинный, особенно? — Алексей становился всё смелее.
Четвёрка и не заметила его реплики.
— Ради чего? Чтобы попасть в рай? Что это такое — рай? Сладенькая сказочка! Я могу выдумать любую другую! На самом деле вы все попадаете в одно и то же место. На кладбище! То, что от вас остаётся, душа или называй это как хочешь — это уже не есть вы! Вы — это душа вместе с телом! Неужели непонятно? Какое тебе дело, что будет с каким–нибудь негром из Зимбабве, о котором ты даже никогда не слышал? То же самое и с душой! Она — не ты, тебе должно быть абсолютно наплевать, что с ней будет, потому что ты даже не знаешь, что она такое! Так что из всех высших только я забочусь о вас! Я даю много чего вам, вам как таковым, в обмен на то, чего у вас никогда не было, о чём вы никогда не узнаете, что с ним будет, и природу чего вы никогда не сможете понять! Неплохой обмен — всё что захотите ни за что!
— Святая Троица заботится о нас! — выдавил Алексей.
— Заботится? Они же просто развлекаются с помощью вас! Неужели ты не увидел это там, на площади? Им скучно, они используют вас как игрушки! Заботиться значит быть заинтересованным, нуждаться, хотеть быть рядом. Что может быть нужно высшему существу от низшего кроме души? А душ они в любой момент могут насоздавать сколько угодно! Развлечение, холодный технический интерес! Посмотреть, как оно всё у вас там будет. Зачем им любить вас? Просто потому, что они имеют отношение к вашему созданию? Потому что вы слегка похожи? Муравей тоже немножко похож на слона. Оба могут ползти. То, что слон может сделать то, что муравей делает постоянно, ни в какой мере не обязывает слона любить муравья и заботиться о нём. И слону ведь очень тяжело ползать, а?
